Зарождающийся день красным отсветом скользнул по моему лицу.

Но этого я уже не видел – меня сморил сон.

ГЛАВА 20

Я недовольно скривился – даже сквозь закрытые веки в лицо бьет яркое солнце. Я попытался снова уснуть, однако уйти в небытие не удалось. Мало того что свет мешает, так еще и звук мотора. Негромкий – похоже, реактор совсем новенький,– но очень отчетливый.

Звук мотора? А куда я еду?

Точнее, куда меня везут?

Я открыл глаза, тело напряглось, готовое дать отпор таинственным похитителям. Пальцы рук сложились в заученную конфигурацию – удар запросто пробьет ребра.

– Проснулся? – раздался знакомый голос. Голос-то знакомый, вот только где я его слышал? Лицо говорившего – он же водитель – я тоже припоминаю весьма смутно.

Постепенно мысли стали проясняться. Вчерашний день начал прокручиваться в сознании. Сначала день, потом ночь. Потом глубокая ночь. Вот в этом участке своей памяти я и обнаружил и лицо собеседника, и его голос.

Конечно же! Этот парень был среди жителей той деревни, в которую я вчера привел девочку.

Вот только куда мы едем?

– Проснулся,– наконец ответил я.– А мы где?

– Уже почти в Москве. Ты же туда собирался. Или уже передумал?

Я помотал головой. Отвечать сил нет. Такое ощущение, что меня вчера били.

Хотя вроде бы действительно били. Какая-то драка была после того, как я привел девочку. Я принялся разматывать клубок памяти дальше. Сознание этому категорически воспротивилось, организм заявил, что сейчас нужно спать и набираться сил, а не вспоминать.

Я заставил организм заткнуться и принялся вспоминать дальше. Да, драка действительно была. Но вот после нее ничего не помню. Как я попал в кабину грузовика?

– Как я сюда попал?

– Когда вчера ты отключился, Марфа прибежала в деревню, обо всем рассказала. Я подогнал грузовик как можно ближе – хорошо, что дорога проходила совсем рядом с тем местом, где вы с Семеном дрались. Ну и повезли тебя в Москву. Решили не будить. Тем более что это было бы затруднительно – отключился ты капитально.

Значит, никто меня не похищал. Ноя все-таки проверил наше местонахождение через спутник – мы действительно двигаемся к Москве и скоро уже будем в городе.

Парень спросил:

– А как ты Семена вырубил-то? Он же лучший боец в округе, да еще и киборг!

– Это разве киборг? Сердце у него свое, вот оно-то и не выдержало, когда он в полную силу драться начал.

– Сердце-то дорого менять. Даже если денег достаточно набрать, все равно сложно. Нужно купить само сердце, найти высококвалифицированного киберхирурга. А потом еще отлаживать драйверы после операции – это свой специалист нужен. Где все это найдешь?

Умные словечки парень проговаривал с огромным удовольствием, похоже, ему нравится показывать свою образованность.

Я ответил:

– Ради качества можно и постараться. Но вашей деревне-то качество не нужно было. Согласись, вы собирали деньги не для того, чтобы улучшить боевые качества Семена, а чтобы потом можно было хвалиться перед другими деревнями – мол, у нас боец и так лучший в округе, а теперь еще и киборг. Так?

Парень кивнул.

– Так. Я, правда, сам это все помню смутно – операцию Семену делали лет двадцать назад, я тогда еще под лавку пешком ходил. Но отец говорил, что так все и было. Конечно, многие тогда говорили – нужно это, пускай у нас лучший воин еще лучше будет. А зачем? Другие деревни нас и так боялись.

– Но зато своего-то вы добились. Вас же стали больше уважать?

– Уважать-то стали. Но уж лучше бы все по-прежнему было. Семен совсем другим человеком стал. Я хоть и карапузом был, но помню – он хорошим парнем был. Заносчивый, правда, все-таки сначала первый охотник в деревне, потом лучший воин в округе. Но он добрым был. Детей любил. Меня на руках носил, про зверей рассказывал. А когда стал киборгом, то сильно изменился. Злее стал. По пустякам орать начинал, а то и затрещину мог дать. Сегодня, когда узнали, что он помер, вся деревня с облегчением вздохнула.

– Но вчера мне один старик так этого Семена расхваливал!

– Так это отец Семена был. Он людям никогда плохого про сына не говорил, не любил сор из избы выносить. Хотя он-то сейчас больше всех рад, ему же сильнее всего от Семена доставалось. Он же старика бил! Родного отца бил, представляешь? Нет, Семен отца любил, конечно. Но уж очень он вспыльчивый был. Так что от лица деревни спасибо тебе большое. И за Семена, и за то, что девочку вывел.

– Всегда пожалуйста. Не трудно вам теперь будет без лучшего воина?

– Конечно, трудно. Но с ним тоже трудно было. Тебя куда конкретно доставить-то? – спросил парень, заметив на горизонте дома чуть больше обычных деревенских.

Я задумался. С одной стороны, проще всего не изобретать велосипед, а вернуться в свое время тем же путем, которым пришел в этот мир.

Но в критических ситуациях, как правило, простой путь оказывается неправильным. В этом мире меня выследили спецслужбы моего времени. Весь вопрос в том, знают ли они, каким путем я сюда попал.

Если знают, то логичнее всего ждать меня у дома Андрея в моем времени. Только я оттуда выйду, а меня под белы ручки и в машину. И уж на этот раз они учтут мои предыдущие стычки с их агентами и ждать меня будет небольшая армия. Или всего несколько человек, каждый из которых стоит армии.

Но если я буду искать другую машину времени, то могу и не успеть. Развилка должна произойти сегодня, а значит, уже сегодня я должен оказаться в своем времени. Временной поток ждать не будет: если я выпаду из него, то он понесется дальше без меня. И в лучшем случае я просто останусь в этом времени.

Нет, выбираться отсюда необходимо. Пока еще есть возможность, я попробую поискать другую машину времени, а в лапы к фээсбэшникам всегда успею попасть.

Ну а если машину времени я не найду, то поеду к дому Андрея и буду надеяться, что там нет засады.

Откуда лучше всего начинать поиск нелегальной машины времени? Оттуда же, откуда и поиски любой другой нелегальной вещи. Мне необходимо место, через которое ежедневно проходят тысячи людей. Где собираются всё, кто хочет купить или продать, предложить свои услуги или воспользоваться чужими. Где постоянно толчется множество темных личностей, которые готовы достать все, что угодно, если у тебя есть яркие пластиковые прямоугольники.

– Гони на ближайший большой рынок,– сказал я.

Вскоре мы были на месте. Похоже, рынок действительно ближайший. Правда, большим его назвать нельзя – он не большой, а просто огромный. Настоящий восточный базар.

Машина остановилась, ближе подъехать нельзя, мешают толпы снующих туда-сюда людей. Насколько можно разглядеть – через это суетное мельтешение тянутся торговые ряды.

Порыв ветра донес мощный запах, забивающий все остальные ароматы. Хотя это и не совсем верно сказано – этот запах не заглушил все остальные, он вобрал их в себя, сделал своей частью. В этом запахе слились и пронзительные тона чуть подпорченной рыбы, и свежее дыхание лесных ягод, и остро-кислая нотка солений и квашений, и густой дымно-мясной жар. Вплетаются и несъедобные ароматы – запахи лекарств и парфюмерии, красок и другой бытовой химии.

Стоит вслушаться, и оказывается, что нестройный гомон тоже неоднороден. Слух скользнул сквозь пелену базарного шума и оказался на изнанке этой пелены, уловил множество составляющих ее мельчайших звуков.

Крики торговцев, которые, как охотники в засаде, подманивают добычу. Разговоры покупателей. Пронзительное «держи вора!». Звук падающего тела, глухие удары, стоны. Видимо, незадачливый воришка недалеко убежал. Милиции здесь нет, так что пострадавшая сторона считает себя вправе поучить карманника уму-разуму. А оказавшиеся рядом зеваки с удовольствием помогают.

Азартные возгласы в стороне – там люди склонились над вытянутыми столами. Что происходит, мне не видно, но, судя по напряженным спинам, что-то чрезвычайно увлекательное. Вероятно, тараканьи бега или что-то в этом роде. Вдруг рядом со столами на секунду становится тихо, люди замирают. Но тут же толпа взрывается громкими криками: кто-то радостными воплями, кто-то ревом отчаяния. Сгрудившийся вокруг столов народ выплевывает из своих недр толстенького человека. Он почти голый – наготу скрывают только легкие широкие штаны из толстой ткани. Вся верхняя часть тела оголена, если не считать густой растительности. Впрочем, толстяк вознамерился извести и ее – в полном отчаянии он рвет на себе волосы. Сначала – в фигуральном смысле, он просто вцепился в свою густую бороду и неистово дергает ее. Боли он, похоже, не чувствует – настолько велик его шок от проигрыша. После особо яростного рывка кулак соскальзывает вниз вместе с крепко сжатым в пальцах клоком черной с проседью растительности.